Tuesday, December 03, 2013

La mort de mon joual



Мылся под душем и заметил удивительную затверженность своих движений. Вчера, и позавчера, и всегда мы повторяем одни и те же когда-то (уже давно) освоенные жесты. Это уже практически философский вопрос. Так ли во всём? Можем ли мы обобщить эту затверженность и придать ей общечеловеческий характер? А почему бы и нет? Спим мы тоже чаще всего в одной, привычной нам позе. Едим привычную нам еду и часто не задумываемся над тем, что мы проглотим за завтраком. Идём одним и тем же маршрутом на работу, встречаем всё тех же людей, говорим затверженными фразами одни и те же глупости. Даже построение фраз нисколько не разнообразно. И слова мы не выбираем, а ляпаем, что привычней. На этом даже построены характеристики персонажей, на привычных оборотах, на особенностях языковых конструкций. А наше мышление, разве не стереотипно? Полно-те, вы себе льстите. Вы вообще не думаете, не научили вас. Но если серьёзно, то это проблема. Моя, мизантропская проблема. Как любить людей, если они – автоматы?

Вот забавный пример. Прочитал я книжонку Ролана Лорэна, которая озаглавлена Смерть моего конька. В том смысле, что «жуаль»  - это на квебекском диалекте «шеваль». Это всем известно и набило оскомину. А вот подзаголовок книги переводится так: Неправдоподобная история фракоязычного канадца, который решил говорить по-французски хорошо. В том смысле, что все говорят плохо, а вот он решил говорить хорошо. Мне начало сильно понравилось, а потом я уже не мог бросить, не в моих правилах. Я всё до конца дочитываю. Воспроизведу начало, думается, народ поймёт:
Dans ma famille, on parlait bien « c’t’effrayant ». Cela consistait à ne pas dire : moué, toué, drette, frette, icitte, pantoute et quelques autres mots déformés. Il n’était pas question, non plus, de dire : maudit, torguieu, mange d’la ma…, farme ta gu…, t’as menti, va ch… A part ça nous parlions le plus pur joual, bien qu’il nous fallût dire : cheval. Quant à « sacrer », si on nous y avait surpris, mon père nous aurait cassé les reins. D’ailleurs la religion y voyait bien avant le bon langage. (…)
À l’école, on nous apprenait à lire bien en parlant mal.
-          Envoueille, Lorrain; lis à c’t’heure! disait le frère.
И так далее. Очень забавно. Нравится мне слово «забавно», что уж тут поделаешь? 
Речь шла о том, что французские канадцы потому говорят плохо «по-французски», что они были дважды порабощены. Англичанами и их духовенством. Англичане насаждали английский, а что? Хочешь работать – понимай хозяина! А духовенство, которому были поручены образование, и здравоохранение, и вообще вся социальная жизнь, на язык паствы внимания обращали мало, потому что Господу всё равно, как ты говоришь. Он судить будет по тому, как ты ведёшь себя. Не бузи, работай, рожай детей и будет тебе вечное счастье на небесах. Прикольна книжка тем, что даёт массу примеров «неправильного» использования языка. И тем, что автор, будучи ещё подростком, оказался изгоем, потому что заботился о своём французском. По мнению автора – самая большая беда квебекского народа – привычка быть рабом обстоятельств. Вот станет народ заботиться о своём языке, научится следить за тем, что и как он говорит, вот тогда вернёт он себе самобытность и все его зауважают.
А мы, выходцы из России и союзных республик, говорящие по-русски, мы находимся примерно в том же положении. Говорим по-русски абы как, как бог на душу положит, через пень колоду, валим в один котёл русские, французские и английские слова. Послушать сторонними ушами – так те свернутся в трубочку. Ей-ей, лучше б по фене ботали. Чужие слова понимаем не вполне, но к звучанию их привыкаем настолько, что подыскивать им русский эквивалент – нет ни времени, ни сил. "Вэлфер», это то же, что «бьенэтр». К месседжу пришпандорим фишку с сивишкой и посылаем потенциальному амплуаёру в надежде поиметь антревью, а там спикать на френче надо. Практически идентичная «промблема» наблюдается. Как нам русский свой сохранить?
А надо? Я знаю таких, которые решили – не надо. Что ж, это такой выбор. Наижёсткой интеграции. Поскорее забыть родной язык, чтобы стать своим среди чужих и чужим среди своих. Но большинство всё же говорит дома по-русски и к детям обращается тоже по-русски. Скажем так, взрослые, хоть и вставляют в свою речь франгле, всё же сколько-нибудь адекватны, а вот в детях уже загвоздочка. Эти базар не фильтруют. Они всё воспринимают, как данность. И привыкают. И затверживают, для удобства общения. И то, что они слышат в семье, и то, что получают в школе, всё у них в большом «мелтинг пот» предвращается в нечто совсем несуразное. А прибавить к этому «высокому косноязычью» ещё и паразитов «типа»  genre или like – вообще повеситься можно. Оставим в покое матершинку, это, говорят, возраст, когда хотят выглядеть старше, но в целом картинка превесёлая.
Здорово, что есть русские школы! Ура! Ура! Вот, что спасёт нас. Четыре или даже восемь часов в неделю по-русски – более чем достаточно для наших и без того сверх меры утомлённых детей. Но тут тоже случаются незадачи. Например, дорогие дети, вот вам лист бумаги и выберите, чтобы выучить наизусть любой «стих». Кое-кто начинает возмущаться, что это за «стих» такой! В этом контексте надо было сказать «стихотворение». А потом, посмотрите на сами стихи! Где они такие выкапывают? С таким сверх-сеспельным наполнением! Значит, осень – не весна. Или вот такой пассаж: Звери очень испугались/ В рассыпную (sic! Так и напечатано раздельно) разбежались, / схоронились кто куда, / И лишились навсегда / Рукавички новой / Тёплой и пуховой!
Так рассудить, ничего особенного, но попробуйте объяснить ребёнку шести лет, который уже вкусил местной школы и два или три года ходил в местный детский сад, а значит практически потерял то, чего не имел (русский язык), что означают слова «схоронились» и «лишились». Получите удовольствие. А если ребёнок заучивает не задавая вопросов, не вникая в то, что он заучивает – лучше? Нет, мне кажется, это не метод.
И подкрадывается лень и безразличие овладевает: позвольте, любой язык – это всего лишь средство общения. Дети друг друга понимают? Так чего нам колотиться. И во взрослой жизни тоже постепенно научатся понимать и говорить так, чтобы и их понимали. А каким способом, на каком языке у них это получится – какая разница? Что плохого во франгле? Вы не понимаете, что вам говорят дети? УчИтесь пониманию. Спрашивайте, интересуйтесь, дети добры, они объяснят даже такую абракадабру, как WTF?, которую они «текстят» понимающим их друзьям.
Да, так о чём это я? Ах, да, о языке. Une belle langue est une langue qui maintient son équilibre tout en étant sans cesse menacée de le perdre, de par la nature même de l’équilibre. Une langue qui n’oscille pas, même parfois dangereusement pour vivre brillamment, est une langue morte. Вот так изволил выразиться в конце своей книги упомянутый нами Ролан Лорэн. И что? Надо переводить? Он согласился предоставить квебекскому французскому развиваться, как бог на душу положит, но только чтобы это было живо и без перегибов, без коверканья, если употребляешь известное французское слово, но если это слово новое или переосмысленное, или заимствованное, но удачно и счастливо ассимилированое, то пусть будет, даже хорошо, что вот так своеобычно мы можем обойтись с языком.
 И последнее, потому что места мало: помните байку о Вавилоне и смешении языков. На самом деле языки только-только начали смешиваться по-настоящему. Даже интересно, что из этого получится? Мировой язык? Ну, тогда «Ни хао!»

No comments: