Моя русская библиотечка (Голсуорси)

Голсуорси, Джон (1867-1933)

Два тома Саги о Форсайтах, стареньких, можно сказать древних, 1956 года, вышедшие в Вильнюсе, Госиздательство художественной литературы Литовской ССР, под общей редакцией М. Лорие.

Это монумент, а не книга! Читал и перечитывал с восторгом последние четыре месяца! Шесть книг со сквозным сюжетом. Кому интересно, можно справиться в Википедии, но право же, лучше просто читать один роман за другим, никуда не спеша, смакуя, понимая, что это шедевр мастера, которому не зря дали Нобеля. Не знаю, как там насчёт критики и всего прочего, но читается по-взрослому. Подросткам не рекомендую, соскучатся, не поймут. Тут жизненный опыт и повседневные наблюдения за человеческой природой.

Одно только обидно – в этом издании такая прорва опечаток! Но и они создают особую атмосферу, особое, трогательное отношение к литовской полиграфии на русском языке.

Моя русская библиотечка (Гоголь)

Гоголь, Николая Васильевич (1809-1952)

У меня только одна книга Гоголя, но в ней – всё. Такой здоровенный том из золотой библиотеки. Дорожу. Он близок мне, Гоголь.

Это о нём:

Великий еврейский писатель

Сегодня я проснулся необыкновенно светло. Просто оттого, что под утро мне снилась великолепная местечковая фраза, и я вертел её по-всякому и всякий раз выходило дивно и хорошо. Я проговаривал её мысленно слева направо и справа налево, разбрасывал слова и снова собирал их в кучу; ах, какие смачные, какие новые, свежие, какие удивительно красивые слова. Мне представлялась ярморочная картинка с краснощёкими хохлушками в венках и лентах, пышнотелые, полногрудые, с круглыми юбками, из-под которых лукаво выглядывали молодые пейсатые чертяки в антрацитовых сюртуках и шляпах, в прозрачных очках, с блескучими влажными угольками под самыми стёклышками. Мне приснился Гоголь; он бегал по ярмарке и пугал всех копчёным свиным рылом и сам визжал от суеверного страха. Он бросил в меня свиное рыло и крикнул: «Вот тебе первая премия!»

Я расхохотался вместе с ним и проснулся в балаганном настроении. Мне захотелось на праздник, в толчею, на карусели. Я бы слазил за хромовыми сапожками по смазанному смальцем столбу  на самую верхотуру и глянул бы сверху на гоголевскую ярмарку. Интересно, ощущал ли Гоголь себя евреем? Странно, почему мне хочется назвать его великим еврейским писателем. Живи он в наше время, он наверняка бы проникся еврейским духом и, может быть, рванул бы не в Европу, а вместе со мной в Палестину, поселился бы в библейских местах и такое бы сочинил. А вместо подписи нарисовал бы собственный нос!

Он пишет мне из России, спрашивает: «Какие перспективы для ничего не умеющего и не знающего иврит человека?» А я ему в ответ: «Дорогой Николаша, здесь премии нашему брату-писателю раздают, любят нас, как самих себя, спрашивают нас, что мы думаем о нашем исходе-90 и ждут серьёзных проблемных статей на эту тему. Вспоминаю, дорогуша, твою публицистику, твоё еврейское русофильство и думаю о твоём вкладе в израильское общество».

В это самое утро тысяча наших писателей подсело к столу, чтобы написать каждый по статейке. Им всем приснилась фабула и концепция, они во всеоружии русского и, очевидно, знают, чего хотят от жизни. А я с ума схожу от здешних камней и колючей проволоки и не знаю, чем помочь Израилю. Я смотрю на алию 90, моих потенциальных читателей, которым не было дело до моих изысков в России, и я сомневаюсь, что они потратят лишний шекель, чтобы купить мою книжку. Их стремление к определённости и привычка прижимистости делают моё существование чистейшим абсурдом. У каждого выходца из Союза за плечами судьба, а не крылья. Судьба, бодлеровская химера, гоголевский мешок с чёртом. Они с удовольствием впрягутся и потащат израильский воз сена, жмурясь от привычной непосильности, и будет всё, как было, «только лучше»!, радостно внушат они себе. Они будут селиться колониями и научатся базарному ивриту, постепенно забывая свой базарный русский. Их дети будут спрашивать о России, как некогда спрашивали о Египте потомки сынов Иосифа, и сбудутся предсказания, реченные через пророков, и двенадцать колен израилевых соберутся в земле обетованной, обещанной Богом отцам Аврааму, Исааку и Иакову. И, не ведая того, будут исполнять евреи завет Моисеев, без принуждения и без веры, и, собравшись все вместе, увидят конец света, ибо народ жестоковыйный уже исполнил слова Моисеевы и уклонился от пути.

Вот я и помрачнел, как Гоголь перед печкой, и куда делась моя утренняя светлость – осталось только любование судьбой Гоголя да полузабытая фраза из развесёлого сна. Экой я зануда! После стольких трагедий и катастроф спеть бы с ликованием «Хавену шало алейхем!» и, вспоминая еврейского Гоголя, воскликнуть: «Мне хорошо, я – сирота!», который обрёл, наконец, свой «мутерланд» и теперь счастлив, счастлив, счастлив! Меня не станут читать – что из того?! Я и в России жил впроголодь, зато теперь я среди своих. Они не чувствуют моего сарказма – что за беда?! Пусть принимают всё за чистую монету, за новенький пятишекелевик! Тысячу раз повторю благодарение за эти камни и эту колючую проволоку. У каждого народа должны быть свои благодарные нищие и пророки. Приезжайте, Николай Васильевич, побродяжим. Зачем Вам петербургские насморки? Здесь для вашего хронического исключительная климатическая благодать, а какие типажи, какие ноздрёвы, нахирманы! И слава Создателю, что мы такие исключительные среди работяг и дельцов, живём, как птицы небесные, за что и не любят нас, и преклоняются перед нами. Мы и нужны-то для того лишь, чтобы напомнить соплеменникам: «Не хлебом единым...»

Искусство романа

Искусство романа

Он, она. Вот, собственно, и всё. В романе обязательны он и она. Реже – он и он, она и она. А дальше – искусство.

 Определить сперва возраст, как один из существенных элементов развития романа. Можно начать и с младенчества и даже с младенчества родителей. Таким образом роман становится сагой или цепочкой романов. Но чаще всего писателей интересует кульминационный момент, с которого часто начинают, чтобы потом долго и вкусно объяснять, как же так случилось, что вот такая, значит, ситуация. И что теперь делать?

Интересна и география романа, потому что в Америке – это одно, а вот в России – совсем другое. Но тут надо знать, как в Америке, и как в России. Или, скажем, в Китае, в Африке или в Бразилии, где, как известно, много-много диких обезьян (и они как прыгнут!). Поэтому писатели не часто берутся за то, чего не знают. И правильно делают. Всегда найдутся выскочки, которым захочется утереть вам нос.

Следующим пунктом – окружение. То есть социальное положение. Опять же лучше не соваться куда не знаешь. Как живут богатые и очень богатые мы, бедные, можем только догадываться. И, как живут очень бедные, мы тоже фактически не знаем. И не дай бог нам это узнать. Впрочем, здесь фантазии нашей много спокойней, по принципу: чем хуже, тем лучше. Итак, писателю, который принадлежит среднему классу, приходится писать о своём, о среднем. Чтобы опять не ущипнули.

Продолжаем наше изучение романа. Пока мы выяснили, что живут где-то в Америке или в России двое, не бедные и не богатые, и вот у них какой-то конфликт. Ну, как у Толстого, мол, никакого интереса писать про счастливые семьи. А какое самое большое несчастье в семье? Когда семья разрушается. Это, если мы уже решили, что он и она – семья. Пусть будет так. Примем за основу, как говорится.

При нынешних лёгких нравах, если у семьи нет отягчающих обстоятельств, просто разбежались и привет. И никакого тебе, понимаешь, романа. Поэтому обстоятельства очень важны. Деньги, дети... а что ещё? Ах, да! Страсть! Любовь, ревность, гордость, коварство, лесть... Боже, какие перспективы! Какой разворот, для изучения человеческой души. Вот ещё о чем не следует забывать: такой вот элемент загадки без разгадки.

Та-ак! Вот это мне уже не нравится. Это уже не порядок, а чёрт-те что! Слишком много неизвестных. В одну сторону поведёшь – глядь, а там бурелом. В другую направишься – болото. По торной дорожке, кажется, шагаешь, а там, ну надо же – яма! От этих теоретизирований только запутываешься. Казалось бы, всё просто: он, она, конфликт, разрыв, страдания, слёзы и утешения. Вот только как всё это выложить. Кто-нибудь из не специалистов пытался выложить дорожку к дому плитками? Вот, я скажу вам мучение. А так, позвал мастеров, они за пол-дня всё и сварганят, и плотно так, плиточка к плиточке, как нарисованные.

Вот и разгадка! – воскликнул ошарашенный Гамлет. Всё дело в том, какой ты специалист. Вот захочешь в роман декоративный элемент ввести, там, сад и полисад, и сразу в дилетанты и угодишь. Потому как посоветоваться надо, прежде чем за дело браться! Вот к этому я неуклонно и вёл. Представляете, такое коллективное творчество. Открываем сайт, типа блог, и начинаем совместно творить. Например, так:

Он.

Давайте решим, кто – Он? Как зовут, сколько лет, откуда родом, кем работает и где? Определим выходные данные, потом обсудим его прошлое и настоящее, прикинем, как повлияли на него родители, друзья. Тут надо будет разделиться. Кто-то станет родителем, кто-то другом или подругой. Кто-то коллегой по работе, а, возможно, и мистический элемент подпустить. И опять станем обсуждать особенности характера в связи с определившейся средой обитания.

Она.

Конфликт. Тут, понятно, будет большое разнообразие, потому как все по-разному чувствительны. Для одних одного косого взгляда довольно, чтобы слезами залиться, а другим хорошая затрещина требуется. Что ж,  совещательный голос – дело хорошее.

Далее будут возникать вопросы, которые и решаться будут своевременно.

Если кто скажет, что это уже было, что такие сайты существуют, что понимающие люди уже даже правила разработали, как вмешиваться в повествование, что ж, разве это отменяет наше желание написать роман? Да, кстати, я не спросил ещё, а вы, вообще, хотите написать роман? А-а! Ну, тогда о чём разговор. Тогда я всё сам, всё – сам.

А то вот я ещё книжонку читал, так там дают ситуацию и подводят к выбору, например, пойдёшь на вечеринку или нет? Если да – отправляйся на страницу 34 и читай дальше, что с тобой на вечеринке случится, а если нет – то смотри  страницу 67, но и там и сям опять выбор. И так получается, что ты не одну книжку читаешь, а две, три и больше. Если на то пошло, то и мы могли бы не один роман, а десятки написать, потому ведь недовольные могут свою линию гнуть и никто им ничего не скажет.

Так что, попробуем?

Ха-ха! Пробовали уже! Ни черта не выходит! Вот потому я и говорю, что роман – это вам не компьютерные ответвления. Это когда вы  сами с усами. Ответственность, конечно, но ничего не поделаешь. Приходится отвечать за базар. И это, пожалуй, последнее из чего роман строится. Фантазии у людей настолько мало, что они только о себе и могут говорить. А коль скоро о себе любимом пишешь, так и выгораживаешь себя, как можешь. Он или она – это только отмазка. Тут, пожалуй, что-то с совестью. Такой вот роман получается.

В продолжении так же шутливо поговорим о жанрах романа

Дикая вспышка активности или Что нас останавливает?

Написал я редактору местной газеты Монреаль-Торонто, сокращённо МОТОР такое вот письмо:

Здравствуй, Борис

Вот решил написать, потому что не уверен, что устно смогу выразить наболевшее.

Не пугайся, это у меня наболело и я надеюсь, что ты меня исцелишь своим разумным подходом к делу. А дело вот какого свойства: опять я от этом культурном приложении, далось оно мне! Видится мне разворот в середине газеты, так, чтобы можно было спокойно вытащить его и, правильно сложив,  постепенно подшивать в некое издание, похожее на журнал. Не знаю почему, но эта идея складывать и подшивать не даёт мне покоя.

Что же мы будем печатать на этих разворотах, спросишь ты. И я отвечу – всего по чуть-чуть, например: текучка культурная, где – что – какие спектакли и концерты, об исполнителях и авторах, о восприятии и о значении восприятия, мои дикие уроки французского на примерах местных авторов, переводы, само собой,  конкурсы всякого рода,  стишки и поэмы, найдутся таковые, да мало ли... и всё это можно оформить, как очердную главу нашей жизни. А то можно сделать это до ужаса личным, индивидуальным, дневниковым. И наши знакомства, и наши беседы, которые можно было бы записывать и редактировать (встречаемся и говорим о Кустурице, или о Державине, а то и о Пеллеране, какая разница, ведь главное – наше  отношение). Короче, есть в этом что-то студенческое и потому ностальгичное. Что-то и от самиздата.

Зря я, наверно, затеваю этот разговор, но всё время что-то происходит. Те же вернисажи, просмотры фильмов, русское радио, магазины (не в плане рекламы, но ведь и это интересно, это ж надо тоже отважиться – открыть магазин). А безвременно погибшее арт-кафе, какое начинание осталось практически без внимания. И это только в Монреале! Столько людей, у которых столько всего разного можно спросить...

Ты мне скажешь, где взять время на всё это? Правда, времени мало и выкраивать его всё труднее, но тем интереснее, чем сложнее задача.

Теперь скажи мне, насколько это практически осуществимо в рамках твоей газеты? Может, надо попросить субсидию на дополнительные страницы? Или можно оставаться с тем же объёмом, но перекомпановать, чтобы «складывать и подшивать»? Ты в праве сказать мне – не хочу, и я пойму. Открою ещё один блог и стану туда сбрасывать всё подряд.

Всё, жду ответа и, если захочется, можно встретиться, например в среду, т.е. завтра и обсудить детали, буде таковые определятся.

Ф

Написал и задумался, может, правда, стать активней на собственном блоге? Вся загвоздка только в том, что мой блог никто не знает и рекламировать его я не хочу, предпочитая оставаться вот таким одиночкой, который не обязан вспоминать о собственном блоге иной раз целыми месяцами. А что?

Вот, например, о Борисе, о редакторе этом самом было бы здорово написать. вполне могла бы рассказка задушевной получиться. Вот откажет от мне, я тогда на блоге и активизируюсь.